«― Сударыня, что вы от него хотите? Англия сдалась.»
«Тот самый Мюнхгаузен»
«Тот самый Мюнхгаузен»
Пятая часть цикла «Россия, которую мы...»:
«Один из виднейших идеологов пангерманизма и по совместительству крупный писатель в сфере романтического и националистического жанра, Гвидо Лист, разродился несколькими работами, получившими немалую известность. На фоне таких успехов оккультист и эзотерик самовольно добавил к своему имени дворянскую приставку "фон" и приготовился судиться с магистратом, отстаивая свои права на официальное её использование...
... а магистрат её удовлетворил.
Головокружение от успехов у Гвидо фон Листа оказалось столь велико, что он всерьёз поверил в свою избранность и происхождение от вождей древних племён. Согласно его учению, в древности именно аристократы были жрецами, а себя он видел именно аристократом, пусть и перерождённым...
Поверили и другие. В рейхе, не отрицая пока христианства, зародился культ Вотана. Собственно, зародился он много раньше, но всегда был уделом немногих, ныне же идея пошла в массы, и чем она обернётся, не знал никто.
Курильница германской идеологии, на которой наркотически дымились мечты и чаяния германского народа, в сознании людей стала оформляться причудливым треножником: опора на собственные силы, жизненное пространство и оккультизм.»
О-о, я и такой в музее видел:
«Пару минут спустя на столе министра на изящной подставочке встал серебряный поднос с дымящимся самоварчиком, заварочным чайничком с толстой тряпичной бабой для тепла поверх, да усыпанные маком баранки в вазочке.»
Правильный доктор:
«– Та-ак... – оценил наш полудохлый вид Владимир Алексеевич, отвратительно жизнерадостный и довольный, – ну-ка...
Повертев нас перед собой и заглянув зачем-то в глаза, он покивал сам себе, и вздыхая, сел на прикрытый стёганым покрывалом дощатый топчан, просевший под его весом.
– Значит так, господа офицеры, – начал он с видом нарочито бодрым, – кхе... Не думал, што буду говорить с вами о таком... ну да ладно!
– Леченье ваше... кхе! – он покраснел помидорно, зажав кисти рук меж сомкнутых колен, и поднял блуждающий взгляд на потолок, с напряжённым вниманием разглядывая трещинки в штукатурке и снующих там гекконов, охотящихся за мотыльками, – Известное, значит, лечение... н-да...
– Короче! – рявкнул он, вовсе уж багровея, – в бордель, и нажраться! Ясно?! И не краснеть мне тут, как институтки, я сам в смущении! Никогда не думал... Всё! Я к Сниману, пусть он вам отпуск, и штоб как следует там!»
Ну, вообще-то, «из трёх сортов рыбы»:
«– Ф-фу... есть што поснедать? – устало выдохнул Мишка, вернувшись от Снимана, – Спасу нет, как хочется щец! Из кислой капусты штоб, с головизной.
– Чем богаты, – ответствовал Санька, разливая на троих уху из морской гадоты, приготовленную марсельцем Этьеном. Мишка потянул ноздрями и заработал ложкой.
– Шлавно, – промычал он, чавкая самым некультурным образом, – вкушнотища! Пошти шта и не хуже щей!
...
Путешествие наше ещё не началось, а мы уже начали обрастать свитой. Сперва на запах буйабеса пришли таки близнецы, и воздали ему должное безо всякой оглядки на кашрут.»
А так-то «надо как предки», чё уж там - напомню, речь про всего-то сто лет тому назад:
«– Капуста – во! – развёл руками в стороны Стёпка, показывая чуть не человечью голову.
– Брешешь! – немедленно усомнились остальные.
– Собаки брешут! А я как есть, так и передаю! Наврал там Афоня, иль нет, про то не ведаю, а я вот слыхал да видал, так и пересказываю, врак не добавляючи!
– Да где эт видано? – усомнилась хлопотавшая у печи невестка, прислушивающаяся к разговору, – штоб капуста, и такая вот здоровущая урождалась? С яблоко ежели, и то хорошо.»
Отлично, изучается по-прежнему «влёт».