«- ... Себе дороже срать на чужие одуванчики. Эта поговорка не врет.
– Странные у вас тут поговорки. Но душевные.»
Карнавал, да:
«Дама из высшего общества колеблется... вот сука и дерьмо... так хочется плюхнуть хлебный мякиш в этот подсоленный и поперченный желток...
– Все так и приготовлено, леди! – обрадованно вякнул трактирщик, ставя на стол запотевшие кувшины. – Кушайте!
– Дерьмо, – повторила Теулра, резко сдергивая с лица полумаску.
– Боишься какой-то пандемии? – чавкая, спросил я – Или булимии? На лицо ты такая уж и страшная...
Червеус зашелся в приступе смеха, едва не сметя на пол ненавистный ему салат. Теулра, одарив меня злобным взглядом, решительно расчленила яичницу и впечатала в нее духовитый ржаной мякиш.
– Высший, сука, этикет! – пояснила она перед тем, как забить рот вкуснятиной и блаженно зажмуриться.
– Этикет, – повторил скривившийся Червеус, возвращаясь к унылому ковырянию салата и изо всех сил втягивая ноздрями воздух, напитывая себе исходящим от блюда с мяса ароматом. – Странный этикет, где истинные леди всегда скрываю свои несомненно прекрасные лики за полумасками или же, на худой конец, вуалями... Если такую трахнешь в темном уголке ночного розария и она будет пусть голой, но в полумаске – так никто и не осудит столь милого и непосредственного поведения двух обуянных страстью... а вот если она без вуали, а ты просто коснулся ее мизинчика...
– То она дешевая шлюха, – заявила Теулра, облизывая с губ желток. – Ключевое слово – дешевая.
– А вам не похер на их мнение? – спросил я, наливая себе компота.
– Никому не похер, если однажды действительно хочешь попасть в Заповедные Земли»
Бдительный:
«Я сомневался, что в воде есть что-то гиблое, но нахрена рисковать? Если на территории потенциального врага тебе предлагают руки омыть – плюнь в харю его и вотри плевок подошвой ботинка поглубже.»
Вот поэтому я очень не люблю массовые экскурсии:
«Судя по увиденному, раньше сюда прибывали на машинах – свернув с Тропы – или же морским путем – швартуясь к первому из островков, снабженному удобным причалом. Затем толпа ведомых щебечущим экскурсоводом толстых ленивых и наглых добросов медленно двигалась от островка к островку, переходя через мосты и сквозь зевоту безразлично слушая и тут же забывая слова сопровождающего. Добросы оживали только ближе к середине пути – на подходе к центральному острову с зоной отдыха. Еще бы! Тут можно от пуза нажраться вкусных жирных гамбургеров – обязательно с двойным майонезом, двойной котлетой и сыром, а лист салата можно выкинуть нахрен. Затем часик подремать, еще разок перекусить, потом, потягивая через соломинку сладкую шипучку, сонно поглазеть сквозь стекло на жителей морского дна и... через большое-большое "не хочу" пойти дальше по островкам вплоть до последнего, где можно будет наконец-то поставить в свою карму жирную-жирную галочку "я приобщился, осознал и проникся", после чего взобраться обратно на кораблик или запихнуть жирную жопу в машину. Можно двигаться дальше – к следующему гамбургеру с тройной картошкой… то есть – к следующим шедеврам искусства и памятникам мутной и никому уже нахрен неинтересной замшелой старины...»
Накаркает ведь:
«– Вот-вот.. одно воспоминание в моей старой голове особо яркое. В нем, я, молодая, серьезная, строго одетая, стою перед сидящими передо мной заслуженными учителями литературы собранными со множества школ и свезенных сюда для прослушивания моей лекции. Лекции о тех произведениях и авторах, что с этого момента запрещены для чтения в школах как некорректные. А под словом "некорректные" в те далекие времена понималось очень многое – расизм, сексизм и так далее. И произведение "Дедушка Мазай и зайцы" было одним из тех, что попало под запрет. В этом поэтическом добром произведении рассказывается о том, как старый охотник Мазай во время гибельного половодья собирает чудом спасшихся зайцев – с плавающих стволов, с островков. Он собирает зайцев в свою лодку, после чего подводит ее к берегу и выпускает спасенных зверей на свободу. Часть зайцев, что особо сильно замерзла, он отогревает у себя дома и выпускает позднее. Такой вот бескорыстный поступок доброго человека.
– Ага... и почему произведение было запрещено?
– Потому, что Мазай спасал зайцев, – грустно улыбнулась Исфирь.
– И?
– Он спасал только зайцев, понимаешь? Исключительно зайцев. А ведь не может же быть, что во время половодья в тяжелом положении не оказались и другие звери тоже. Лисы, к примеру. Нелетающие птицы. Может, и волки. Но Мазай проявил расизм, спася только и только зайцев. Остальных зверей он бросил на произвол судьбы и спокойно вернулся домой в тепло.
– А может других зверей и не было?
– Об этом в произведении не упомянуто. И потому можно смело предполагать, что другие звери были. Но их Мазай спасать не захотел. И потому это произведение нельзя давать для чтения детям.»
Это вот амиши «амнушитами» названы, чтобы «не разжигать»? Ну-ну...