Falcrum (falcrum) wrote,
Falcrum
falcrum

«Отрочество 2», Василий Панфилов

Четвёртая часть цикла «Россия, которую мы...» - герой уехал на англо-бурскую войну:



«– А хто ето такой в моём красивом пинджаке нарисовался? – радостно оскалился гнилыми зубами опухший от беспрестанного пьянства здоровенный детина с длинными сальными волосами, свободно лежащими на жирных плечах. Привстав, он развёл руки...
– Никшни, утырок! – пинок в поясницу опухлому, и тот, сделав несколько коротеньких шажочков, ушибается о соседние нары. А пинатель, улыбаясь искренне и дружески, уже соскакивает, протягивая мне руку.
– Здаров, Конёк!
– Здаров, Котяра!
Чуть вздёрнутая бровь, и ближайшие постояльцы спешно отодвигаются, освобождая место. Намётанным взглядом вижу, што самые серьёзные щуки в этом пруду – мы с Котярой. Прочие – вовсе уж шушера мелкая, даром што арестов за каждым, как блох на худой собаке.
Усаживаюсь, не чинясь, смирившись внутренне с неизбежными вошками-блошками. А куда деваться?
– Дык пошутил же, – бубнит тихохонько забившийся в угол детина, потирая поясницу, – так-то я смирён! Хто же знал...
– Никшни! – прилетает ему лёгонький, такой себе воспитательный тычок в бок. – Щитай, заново родился! Конёк, ён...
Привычно абстрагируюсь от тихого шипенья в паре метров от меня. Личность моя на Хитровке по неведомой для меня причине легендировалась, обросла странноватыми слухами и стала совершенно самостоятельным явлением. Такие байки иногда слышу об самом себе, што глаза сами пучатся.»


Ну, а так-то православно окормлённые пейзане пасторально пасли тучные стада - и только большевики всё разрушили, ага:

«– Это по закону у нас тишь, гладь и Божья благодать, – отдуваясь после выпитого залпом квасу, сказал закутавшийся в простыню Иосиф Филиппович, погрузившись в воспоминания. – Сравнить ежели с Британией, так мёд и мед – по законам ежели. Смертная казнь – событие такое себе редкое, што... Ну, не по пальцам, но десятки в год.
– А вспомнить ежели, што у нас есть и репрессии внесудебные, то на Британию с её жестокостями уже и не шибко покиваешь, – продолжил он после мрачной паузы. – Для репрессий политических никаких законодательных основ у нас и нетути. А репрессии есть.
– Сплошная натяжка законов на начальственное хотение, – закончил за него дядя Гиляй, помрачневший и будто бы даже постаревший, – самодержавное.
Вспомнились мне рассказы деревенских о том, как с артиллерией подавляют даже и не бунты, а просто волнения крестьянские. Как берут в штыки деревни, не оставляя в живых никого. Как стреляют, вешают... без суда, даже упрощённого, неправедного, военно-полевого.
И никакой потом статистики, никаких циферок в отчётах. Просто – умиротворение. Подавили волнение.
Вспомнилось... и до озноба, до скрипа зубов, до...
... ненавижу!»


То-то такой достойный термин появился:

«Одноножник – то есть обладатель надела, на котором можно (символически) стоять на одной ноге. Земля вроде как и есть, но прокормиться с неё невозможно.»

А мы-то ужасались компрачикосам у Гюго в «Человеке, который смеётся»:

«И снова этот щенячий скулёж, от которого заходится сердце. Шаг...
... эта картина навсегда осталась в памяти Мишки.
За небедным столом – с самоваром, водками, баранками и колбасой, пировали несколько нищих. Скулил же ребёнок, мальчик лет шести. Стоя у края стола, он с белым от ужаса лицом смотрел на своих мучителей, но даже и не пытался вырваться из цепких пальцев. Только тоска да обречённость запредельная во всей его покорной фигурке.
Кривой старик с пропитым лицом потянул его за руку, и открыл краник самовара, обваривая кипятком тонкую ручку.
– Терпи, – ханжеским тоном сказал он дрожащему всем телом ребёнку, скулящему от нестерпимой боли и ужаса. – Господь терпел, и нам велел!
Крепко вцепившись в ребёнка, старик раздувал широкие ноздри, будто впитывая страдания. На лице ево появилось странное выражение...
– Лицо иму обвари, – пьяно сказал кривому старику один из калунов помоложе, – для жалостливости штоб!
Мишка сам не понял, как выдернул револьвер. Выстрелы во влажном подземелье прозвучали глухо. Дёрнулись ноги одного из нищих, пытающегося спрятаться за большим сундуком, и Пономарёнок, оскалившись совершенно безумно, добил его выстрелом в голову.
Чувствуя опустошение в душе и какую-то глубинную правильность своих действий, он перезарядил револьвер, тяжко дыша в пропахшем сгоревшим порохом воздухе подземелья.
– Пошли, – Пономарёнок протянул руку ребёнку, – я отведу тебя домой.
– У... - тот заколебался, но дал руку, – у меня нет дома, я сирота.
– Теперь есть, – кривовато улыбнулся Мишка.»


Собственно, родоначальниками концлагерей были испанцы при подавлении восстания на Кубе, но английские джентльмены были вторыми - и более, чем достойными учениками:

«Айзек, как я понял, из сочувствующих, но воевать против британцев открыто опасается, потому как его ферма осталась на контролируемой британцами территории. Как и родные. А британские концлагеря пользуются недоброй славой… Слухи пока смутные, но уже самые нехорошие – начиная от условий содержания, заканчивая причинами задержания.»

Хорошо, жду продолжение.
Tags: Апдейты, Книги, Ностальгия
Subscribe

  • «Чёрный маг императора-17», Александр Герда

    И ещё одна часть цикла: «Меня посетила идея, что было бы неплохо влепить кому-нибудь пару снежков с утра пораньше, поэтому я резко сократил…

  • «Ход волхва», Валерий Гуминский

    Шестнадцатая часть основной линии цикла «Стяжатель»: «— Ну, вы более опытные в этих делах, — Юля покраснела. — Ладно, скажу Никите, уговорили.…

  • «Решатель», Харитон Мамбурин

    Шестая часть цикла: «– Это мои сестры, Имелда де Суньига и Анхелита де Суньига, – представил он двух худеньких и высоких девушек, сильно…

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 4 comments