«Кожаный жилет, на груди нашивка с гербом Хлеборобов. Джинсы и высокие брезентовые бахилы. Под мостом прятаться в воде удобно. Несмотря на осеннюю промозглую погоду, руки голые, только на предплечьях длинные перчатки с раструбами. На плечах – татуировки.
"Щеголь, – подумал Синклер. – Решил бицепсами покрасоваться. Культурист. Сильный, но драться не умеет. Нож на поясе, а не на бедре. Сам правша, и нож с правой стороны. Автомат держит, как курсистка. Глазки бегают. Может пальнуть сгоряча. Лицо слабовольное. Плохи дела у Хлеборобов, если стали на посты отряжать любителей".»
Слабоумие и упрямство:
«Перед нашим домом был небольшой палисадник. Там рос тополь, кусты, какие-то маленькие цветочки. Бабушка с третьего этажа поливала их прямо с балкона. Выносила ведро и лила сверху. Иногда там стояли люди, но бабушку нельзя было остановить. Зима, лето, люди, не люди, голова болит, давление – цветы должны быть политы. Очень хорошая бабушка. Я ей завидовал.»
Творческое развитие приснопамятной рессоры от:
«В начале своей скимы Дометиан нашел рядом с затвором наполовину вросший в землю трактор "Беларусь". Над торпедой висел образок, а под сиденьем лежал карманный молитвослов. Дометиан понял, что это знак. "Беларусь" стала символом преодоления. Дометиан никогда раньше не работал с металлом, но в этом горном затворе, в тихом охотничьем домике была неплохая техническая библиотека.
Из деталей трактора он выточил вериги – тяжелые кресты на цепях. Цепь крепилась к пластинам грудной брони. Поверх нее Дометиан пропускал шнуры аналава.
За годы пребывания в затворе скимник научился орудовать веригами как оружием. Раскрученным на цепи крестом он мог надвое перешибить дерево в руку толщиной.»
Хм, а я гитару осваивал уже́ в институте - впрочем, с общением с противоположным полом было и до того... вполне:
«– На-ка вот, держи, – сказал Радислав Владимирович и показал гитару. – В библиотеке самоучитель есть, возьмешь потом. Ты, Крувим, раз говоришь не очень, ты петь попробуй. Под гитару петь – это самое оно! Все девки дают.
– Правда? – спросил Крувим.
Для любого пацана в шестнадцать лет вопрос давания девок представляется исключительно значимым. Даже для низов юношеской социальной иерархии. Крувим не был исключением.»
Одно из первых воспоминаний о себе моей матери - это как она бежала из деревенского сортира с криком «Паук-говнюк!!!»:
«– А вы как люди едите? Или каких-нибудь пауков там, крыс? У нас тут есть пауки, много, – сказал часовой. – Спать ложишься, смотришь – сверху пидор восьминогий сидит. В толкан идешь – на ободке сидит, пырит. Арсенал открываешь – и там говнюк какой-то со жвалами. Но капитан запрещает их трогать. Говорит, деньги приносят.»
Вот ругать вроде и не за что, кроме «тяжеловатого» стиля, а «не моё» настолько, что повторять эксперимент не хочется. У этого автора всё такое?