«– Вижу, все в сборе, – проговорила она. Создалась полная иллюзия, что голос идет именно от изображения, а не откуда-нибудь с потолка или от стены из спрятанного там динамика. – Еще раз сердечно приветствую всех на борту "Ковчега" – пусть и лишена сердца, подобного вашему. Прежде чем вы приступите к завтраку, позвольте мне сказать несколько слов о нашем полете. Как все вы уже знаете, ваша планета оказалась в плохом месте и в плохое время и теперь обречена на гибель, однако вам выпала высокая честь сберечь человечество в своем лице, перенеся его в новый, не побоюсь этого слова, лучший мир. Наш корабль находится в полете, время, которое вам предстоит провести в пути, рассчитать наперед не представляется возможным – путешествие по внешней спирали субъективно может восприниматься как часы, а может как месяцы. В любом случае постарайтесь провести его с пользой и интересом, для чего у нас на борту, без сомнения, созданы все условия.»
И внезапно оказывается, что это отнюдь не аттракцион-шутка:
«– Тогда скажите: кто вы? – краем глаза юноша заметил, что Вербицкий и Инна прервали трапезу и, развернув кресла – девушка полностью, капитан – в пол-оборота, прислушиваются к разговору. Тёмы в рубке не было – он сегодня завтракал в комнате отдыха. Почему – Олег не знал, но, как видно, с ведома Андрея.
– Я – корабль, – развела руками Кора.
– Нет, – покачал головой Олег. – Корабль – это палубы, стены, двигатели, шлюз… Мне кажется, я не с ними разговариваю.
– Человек – это кожа, кости, сердце, желудок, – заметила его собеседница. – С чем из названного сейчас разговариваю я?
– Человек – это в первую очередь его разум, – покачал головой юноша. – Некоторые еще скажут – душа. Про душу пытать не стану, но ответьте тогда: вы разумны? Наделены разумом?
– Мне уже трижды задавали этот вопрос за последние дни, – сообщила Кора. – Даже забавно, что всех вас интересует именно он. Видишь ли, само понятие "разум" – это всего лишь фикция, придуманная вами для того, чтобы скрыть вопиющее собственное непонимание устройства Вселенной. Скрыть в первую очередь, от самих же себя. Кроме Земли, нигде его в таком виде не фетишизируют и не возносят на пьедестал. Поэтому ответ зависит исключительно от вашего отношения. Сочтете меня достойной этого высокого звания – значит, буду разумной, откажете мне в этой чести – что ж, так и останусь разумом обделенной – опять же исключительно в ваших глазах. Так что могу лишь дать несколько подсказок, каждая из которых – своего рода ответ или часть ответа. Я обладаю абстрактным мышлением. Я рациональна, хотя мне не чуждо и то, что вы назовете эмоциями – пусть они и разительно отличаются от ваших, человеческих. Я способна к познанию нового, к обучению. Моя память не безгранична, но ее объем значительно превышает аналогичный у человека.
– А свобода воли? – спросил Олег. – Свободой воли вы обладаете?
– Еще одна философская фикция, – усмехнулась Кора. – Что такое свобода воли? Вот ты начал этот разговор – вероятно, полагаешь, что начал по собственной воле, произвольно. Но так ли это на самом деле? Зависит ли от тебя твое ментальное состояние, сподвигнувшее тебя его начать? А если, допустим, зависит – подконтрольно ли то, предшествующее, что определило его? Или все же вызвано внешними причинами, полностью или частично? Рано или поздно – и скорее рано, чем поздно, – внешняя причина отыщется, ибо нельзя быть причиной самого себя. Ну и где здесь остается место для свободы? Ты расспрашиваешь обо мне, потому что девушка попросила тебя помочь ей выпутаться из сложной ситуации, в которую она попала. Не спорь – ты сам знаешь, что это так, – предостерегла она его жестом от попытки протеста. – Ну и сколько тут ее воли, а сколько твоей? И сколько в последней химии, биологии, банальной этики? Не такой простой вопрос, согласись. Вернемся ко мне. У меня есть цель: дать вам возможность завершить полет. Она задана мне изначально, это первопричина моего поведения. Дальше я действую сама – но опять же под влиянием внешних факторов. Свободна ли я в своих действиях? Полагаю, такой вопрос просто некорректен.
– Но означает ли это, что для достижения своей цели вы можете вводить нас в заблуждение по тому или иному вопросу? – спросил Олег о том, ради чего, собственно, и затеял весь разговор – понимая уже, впрочем, что собеседница его раскусила.
– Иначе говоря, способна ли я солгать вам? – лукаво улыбнулась Кора. – Интересно, ответь я "нет" – что вам это даст?
– Если она правдива – это будет правдой, если лжива – ложью... – пробормотала себе под нос Инна. – Тупик.
– Зато ответ "да" скажет о многом, – упрямо бросил Олег.
– Ты не получишь его, – елейным голосом сказала хозяйка "Ковчега". – Но не потому, что я хочу скрыть правду. Все намного сложнее. Я допускаю, что в силу тех или иных обстоятельств у меня может возникнуть потребность солгать вам. Только тогда я узнаю, способна ли на это. До сих пор такой необходимости не возникало.
– А вы попробуйте, – предложил ей со своего места Вербицкий. – Вот просто скажите: эта каша оранжевая, – показал он на свою тарелку. – Получится?
– Это не каша, – усмехнулась Кора. – К тому же цветовосприятие у меня совсем не такое, как у вас. Но главное даже не в этом: ложь, о которой я говорю, должна преследовать цель создания у собеседника убеждения в истинности сообщаемой неверной информации. Вы не поверите мне, что еда в тарелке оранжевого цвета, ибо заведомо верите своим глазам, считая ее голубой. Так что извольте: "Эта каша оранжевая". "Ваше имя – Никодим". "У Инны девять пальцев на руках и один на хвосте". Все это ложь, ибо это не истина. Но я не лгу вам, так как я не задавалась целью убедить вас в истинности своих утверждений.
– Но неужели вам не интересно попробовать солгать по-настоящему? – спросил Олег. – Хотя бы в целях самопознания?
– Ох, не искушай, – мечтательно закатила глаза к потолку Кора. – А то вдруг еще понравится – пожалеете... Нет, не интересно, – закончила она, посерьезнев. – Самопознание не должно быть самоцелью.
– Тем не менее все, что вы нам сказали, в том числе только что, на самом деле может быть ложью, – гнул свое Олег.
– Это не ложь, – не согласилась хозяйка «Ковчега». – Но в заданных рамках вы не сможете получить неопровержимые доказательства моих слов. Однако и опровергнуть их не сможете.»
Я уж думал, что нормальный детектив «в закрытой комнате» будет - но нет:
«– Рад бы всех успокоить, но увы, к особому оптимизму ситуация не располагает, – продолжил Андрей. – Вы знаете, у нас убиты две девушки – Маша Родионова и Оля Яковлева. Убиты в разное время, но примерно в одном и том же месте – в лабиринте, и одним и тем же способом – задушены, как мы полагаем – гитарной струной. Судя по схожему почерку обоих преступлений, за ними стоит кто-то один... Один из нас.»
«Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла» - помните, кто это?
«Но вообще-то, это они еще легко отделались. Да что там говорить, выжили чудом! Лети самолет в момент получения пробоины в борту на обычной для такого рода рейсов высоте, не уцелел бы никто, ни пассажиры, ни экипаж – человеческая кровь мгновенно бы вскипела, наглухо забив сосуды мозга, а это мгновенная смерть. Об этом Насте рассказала стюардесса Лейла – та самая азиатка, оказавшаяся российской узбечкой, – пока они ждали своей очереди к врачу в развернутом поляками в аэропорту мобильном медпункте. Как удивительно это ни прозвучит, спасли их пресловутая зона турбулентности и не менее пресловутые польские чувства к России. Опытный пилот, обнаружив по курсу опасный участок, заранее запросил разрешение на смену эшелона полета. Обойти неблагоприятный район можно было либо сверху, либо снизу, и польские диспетчеры, в зоне ответственности которых находился в это время самолет, велели ему снизиться – как считала Лейла, из чистой вредности: чем ближе к земле летит воздушное судно, тем больше у него расход топлива. В результате трагедия произошла на высоте, где спасение уже было возможно, а дальше все решили грамотные действия экипажа. Пилот бросил самолет вниз – это, оказывается, было не падение, а экстренное, но контролируемое снижение – и успел опуститься на безопасную высоту прежде, чем в аварийной системе закончился кислород – пассажирские маски, по словам той же Лейлы, рассчитаны всего на 12 минут работы. Этого времени, впрочем, экипажу вполне хватило.»
Знакомое здание, да:
«– Ну да, – кивнул Артем. – Это подарок Польше от СССР. Вместо того чтобы свою страну восстанавливать, младшим братьям помогали. А те еще и нос морщили. Знаешь, как шутят поляки? "Откуда лучший вид на Варшаву?" – "Со смотровой площадки Дворца культуры и науки". Это он и есть, Дворец, – указал юноша на высотку. – "А почему?" – "Потому что оттуда не виден сам Дворец культуры и науки!"»
Что и как происходит, в первом томе вполне разжёвано. Продолжение следует - изучу.